Приютки - Страница 47

Среди них нередко наезжала в Питер с далекого Кавказа подруга генеральши княгиня Маро, одинокая богатая вдова, обожающая Наташу, как другая вряд ли бы и могла любить собственное дитя.

— Natalie, — говорит Марья Павловна, — сыграй нам на рояле… А потом потанцуешь… Менуэт и русскую… M-lle Arletta vous alles jouer les dances… (Вы сыграете танцы.)

Сначала Наташа играет… Потом танцует. Мило, изящно, грациозно… Генерал с генеральшей в восторге, гости в восхищении. На прелестную девочку сыпятся похвалы. Ей тонко льстят, как настоящей дочери богачей Маковецких и богатой наследнице…

И потом, она на самом деле очаровательна, эта черноглазая Наташа! Кто скажет, что отец ее кучер, мать была гор-ничною. Она прирожденная принцесса, эта грациозная девочка с кудрями Миньоны… Целый дождь похвал сыпется на Наташу… Она принимает их как должную дань со снисходительной улыбкой. Она так привыкла, чтобы окружающие восхищались ею. Генеральша целует, ласкает ее. Целует и ласкает княгиня Маро.

— О, если бы мне отдали тебя, я бы сделала тебя настоящей княжной, — шепчет княгиня Маро.

И новые радости льются потоком на Наташу: сюрпризы, подарки, новые костюмы, от которых и так ломятся шкалы.

— Прелестное дитя! Очаровательный ребенок, чернокудрая принцесса! Сказочная царевна! Прелесть! — слышится изо всех углов барской гостиной. И от всех этих похвал кружится темная головка, и недетская самоуверенность, самодовольное тщеславие затопляют до краев юную душу.

Снова лето… На этот раз на берегу Женевского озера проводят его они — генеральша, Марья Павловна, Арлетта и Наташа.

Один особенно яркий и солнечный день особенно запал в сердце девочки. Трагический день… Из России пришло письмо от генерала. У них несчастье… Ужас… Непоправимое горе… Красавец Андрей, объезжая новую тройку диких коней, до которых генерал Маковецкий большой любитель, был выброшен на всем скаку взбесившимися лошадьми и умер на месте, ударившись о телеграфный столб головою. Его уже схоронили. Надо приготовить Наташу… С первых же слов по бледному лицу своей благодетельницы Наташа поняла, в чем дело, и с отчаянием не привыкшего сдерживать свои порывы избалованного ребенка бурно отдалась горю.

— Где мой папаша! Я хочу к папаше! — кричала она неистово на весь отель и рвала волосы и билась головою об пол. Генеральша совсем растерялась.

Но тут пришла на помощь молоденькая Арлетта.

— Ее надо развлекать. Natalie! II tout la jolument destraire! — посоветовала она испуганной Марье Павловне. Та стремительно ухватилась за эту мысль.

Наташу повезли в Женеву, показали ей театр марионеток… потом отправились в Париж, возили ее в оперу, в знаменитую Comedie Francaise, в первые же дни открытия сезона… Оттуда прокатились до Ниццы… И только когда горе девочки притупилось среди массы разнородных впечатлений, Маковецкая вернулась в Россию.

Стоя у холмика отцовской могилы, Наташа уже тщетно старалась вызвать слезы при воспоминании об отце… В ее душе жил еще образ молодца кучера, управлявшего тройкой, а с ним рисовалась быстрая скачка по белым полям, снежная пыль и звонкий голос, пониженный до шепота, любовно спрашивающий ее:

— Хорошо, дочка?

А мысль о мертвом отце, лежавшем в могиле, не уживалась как-то в душе впечатлительной девочки. Зато, когда наступила зима и земля побелела от снега и веселая Арлетта опрометчиво предложила своей воспитаннице проехаться в тройке, девочка разрыдалась неутешными слезами и долго, страстно и отчаянно рыдала, целые сутки, напугав весь дом.

Горе не приходит одно… За ним обычно следует и другое…

Через два года после смерти Андрея генерал Маковецкий внезапно скончался от разрыва сердца.

Наташа никогда не забудет того страшного призрака неизбежного, что вползло с той минуты в роскошные комнаты Маковецких.

Большой парчовый гроб… Завешанные прозрачные зеркала в гостиной… Тропические растения в кадках, принесенные в огромный зал из оранжерей… Дребезжащий старческий голос отца Илиодора… Дамы и мужчины в черном… Сама генеральша с трясущейся, поседевшей за эти сутки головой, обезумевшая от горя, в глубоком трауре, с помутившимися глазами, все это сплелось в один сплошной кошмар. Этот кошмар в глазах испуганной недоумевающей девочки сгустился и надвинулся еще страшнее, когда сраженная ударом генеральша через две недели после похорон лежала в том же самом зале, среди завешанных зеркал и тропических растений, где полмесяца тому назад покоился в парчовом гробу ее муж.

Похоронили и генеральшу… Со всех сторон понаехали наследники, дальние и близкие родственники Маковецких. Косо и злобно поглядывали они на осиротевшую Наташу. Последняя точно не вполне сознавала всю тяжесть своего положения.

Она то горько плакала у гроба Марьи Павловны, то неожиданным, как будто любопытным взглядом оглядывала все эти незнакомые лица слетевшихся голодною стаею наследников. Она была спокойна за будущее, Наташа… Сколько раз прежде благодетельница генеральша и сам Маковецкий говорили ей:

— Ты, Наточка, не бойся. Будешь богатой девушкой, мы тебя не оставим!

Ей было бесконечно жаль дорогих покойников, но избалованная, изнеженная девочка больше их любила себя…

Впереди была еще целая жизнь… Надо было подумать о том, с кем и где проведет она ее.

Ужасный вечер!

Наташе показалось, что жизнь окончена, что впереди же один сплошной, непроглядный мрак, когда несколько дней спустя к ней в спальню вбежала испуганная Арлетта.

— Natalie! — в ужасе залепетала француженка. — Бедное дитя! Ты — нищая! Они не сделали духовного завещания… Смерть застигла их слишком внезапно… Все богатство экселенц переходит к законным наследникам… А они… они… бедная моя птичка, отдадут тебя в приют! — И до безумия любившая свою воспитанницу парижанка разрыдалась горькими, неудержимыми рыданиями.